top of page
  • Зәуре Батаева

Смеясь, мы расстаемся с прошлым: интервью с Хамидом Исмайловым

Я открыла для себя произведения узбекского писателя Хамида Исмайлова на английском языке. Прочитав онлайн рассказ «Каменный Гость» (пер. Шелли Фейервезер-Вега), который также вошел в антологию «Found in Translation», я начала искать другие книги автора на языке оригинала, то есть, на русском и узбекском, но мне удалось их найти только в переводе. По стопам Чингиза Айтматова, чья повесть «Джамиля» была переведена и опубликована во всем мире, Хамид Исмайлов является первым из живущих ныне писателей Центральной Азии, произведения которого были переведены на европейские и азиатские языки и опубликованы независимыми издателями по всему миру. Интервью с Хамидом-Ака я провела по электронной почте.


Зауре Батаева: Вы – писатель в изгнании. Писатель Джеймс Джойс, которым вы восхищаетесь, однажды устами своего альтер эго Стивена Дедала сказал, что для писателя жизнь в изгнании означает, что «я не буду служить тому, во что я больше не верю, называется ли оно моим домом, моей родиной или моей церковью», а вместо этого «я буду стараться выразить себя... как можно более свободнее». Изгнание Джойса было добровольным. Ваше – нет: в 1992 году режим Ислама Каримова вынудил вас покинуть страну. Как вы смотрите на свое нынешнее положение как писателя-изгнанника?


Хамид Исмайлов: Как писатель, вы должны иметь возможность наблюдать детали жизни людей: что они говорят, что делают. Когда вы не находитесь в стране, вы лишены этой возможности, и упускаете много замечательных подробностей. С другой стороны, изгнание дает вам творческую свободу. Вам больше не нужно играть в консенсуальные игры, ожидаемые от писателей, живущих на своей земле: писать о том или ином, придерживаться принципов определенной эстетики. Мне, как человеку, было интересно, что это положение открывает для меня новые горизонты, дает шанс по-новому взглянуть на мир, потому что вы имеете возможность наблюдать за другими людьми, которые ведут себя по-другому в похожих ситуациях. Когда вы размышляете об интеллектуальной истории Центральной Азии, вы можете найти множество примеров писателей, которые расширили свой опыт и свой кругозор, живя в изгнании: Аль-Фараби, Авиценна и, более позднее, Мустафа Шокай. Для меня тоже, я думаю, жизнь в изгнании отчасти оказалась своего рода благословением.


Зауре Батаева: В течение всего этого времени вы были лишены своей основной аудитории в Узбекистане. Я искала ваши книги на русском языке, но не смогла найти, поэтому пришлось прочитать их на английском. Насколько легко или сложно сейчас читателям в Узбекистане или, в целом, в Центральной Азии приобрести ваши книги?


Хамид Исмайлов: В эпоху Интернета распространение литературы изменилось до неузнаваемости. Несмотря на то, что государственная цензура по-прежнему решает, которая литература издается, а которая нет, вы все равно можете найти своих читателей в Интернете, в любой точке земного шара. Вы знаете, люди сообразительны, и они знают, как обхитрить цензуру в Интернете. Все, что я пишу на русском или узбекском языке, можно найти в Сети. Я опубликовал несколько своих книг в социальных сетях, и люди выставляли и пересылали их, поэтому иногда эти книги становились очень популярными. Несмотря на цензуру, мне удалось найти много новых и порой неожиданных читателей.


Зауре Батаева: Говоря о Центральной Азии, считаете ли вы, что существует остов, который иногда называется «среднеазиатской литературой»? Имеют ли произведения поэзии и прозы, написанные в этом регионе в недавней истории человечества, достаточной общности, чтобы их можно было описать как таковую?


Хамид Исмайлов: Наша история в Центральной Азии – это общая история. Наша кочевая история является источником прекрасной традиции устной литературы, которая сама по себе также является кладезем мудрости и различных методов повествования. Только представьте себе «Манаса», одного из самых долгих эпических произведений в истории человечества, и такой образец устного творчества как эпос «Коркыт Ата», а также эпос «Кор-оглы». Наша оседлая история, будучи одновременно историей наших городов, породила и другие, более утонченные формы поэзии: газели и касиды. Так что, да, я считаю, что «среднеазиатская литература» существует, потому что я пишу, пользуясь ею. Я пользуюсь методами повествования, которые встречаю в текстах, принадлежащих нашей общей истории. Я думаю, что наша общая центрально-азиатская культура – это то, чем мы должны гордиться и пропагандировать.


Зауре Батаева: Вы написали повесть, основное действие которой происходит недалеко от ядерного полигона в Семипалатинске. Изначально на русском языке она называлась «Вундеркинд Ержан». На английский же она была переведена под названием «Мертвое озеро». Что подтолкнуло вас написать эту историю? И почему решили изменить название повести на английском?


Хамид Исмайлов: Я много путешествовал по Казахстану в моей жизни: из Ташкента в Москву или из Ташкента в Новосибирск, – и я записал множество сюжетов по дороге. Что вдохновило меня написать эту повесть – так это человек, которого я когда-то встретил в окрестностях Семипалатинска, который выглядел как 10-летний мальчик, но на самом деле был 27-летним мужчиной. В течение 20 с лишним лет я носил эту историю в себе и ничего не делал с этим, но однажды что-то щелкнуло внутри меня, и я написал эту повесть очень быстро.


А что касается изменения заглавия на английском языке, то это было решением издателя. На русском или на любом среднеазиатском языке заглавие не подошло бы, потому что мы в Центральной Азии сразу же связываем словосочетание «мертвое озеро» с трагедией Аральского моря. К счастью или, к несчастью, читатели в англоязычном мире не очень осведомлены, что случилось с Аральским морем, поэтому выбор английского издателя не вызвал слишком много путаницы.


Зауре Батаева: Рассказ получился невероятно грустным. Так как он является художественным вымыслом вы могли бы привнести чуточку счастья в жизнь Ержана. Почему вы решили оставить эту историю такой грустной, какая она получилась?


Хамид Исмайлов: Рассказ печален, потому что он повествует об истории людей, которые жили возле ядерного полигона Семипалатинска и которых Советы использовали почти как «подопытных кроликов» и которые впоследствии были оставлены на произвол судьбы. Мы до сих пор еще не знаем масштабов генетических изменений, которым подверглись люди Семипалатинска в результате ядерных испытаний на полигоне. Я не знаю, было ли вообще проведено хоть какое общественное расследование на эту тему.


Казахский народ, по-моему, все еще имеет кочевой менталитет: казахи все время смотрят в будущее в поисках новых пастбищ – они не хотят думать о пастбищах прошлого, потому что там трава уже съедена. Поэтому, возможно, казахи не хотят вспоминать об этом, но я помню. Поэтому и пришлось эту историю пересказывать во всей ее неприкрытой печали.


Зауре Батаева: В других интервью вы упоминаете казахского писателя Роллана Сейсенбаева. Что вы думаете о его документальной повести «День, когда рухнул мир», сюжет которой также затрагивает тему ядерного полигона в Казахстане?


Хамид Исмайлов: Я знаю Роллана много лет. Роллан представлял казахскую литературу в Москве, в Союзе советских писателей, в то же самое время, когда я там представлял узбекскую литературу. Одним из преимуществ Союза советских писателей было то, что он знакомил своих представителей с более широкими тенденциями в советской и мировой литературе. В результате чего Роллан был знаком со многими литературными тенденциями и методами, в том числе и с новой технологией документального повествования, которую он с успехом использовал в этом романе.


Зауре Батаева: Ваш роман «Поэт и Бен-Ладен» написан в совершенно другом стиле, если сравнить, например, с рассказом «Мертвое озеро». В романе повествуется о жизни двух персонажей: узбекского поэта Бельги и узбекского террориста Тахира Юлдашева. Десятки других персонажей, свидетельские показания, речь Ислама Каримова, административные документы – все это использовано как фон. Как вы придумали структуру этого произведения и почему дали ему подзаголовок «реалити-роман»?


Хамид Исмайлов: Обычно вымысел оказывается более правдивым, чем научная литература, и я верю, что художественная выдумка в литературе гораздо сильнее, чем научные формы повествования. В центре своего романа я поместил вымышленного персонажа (Бельги), но в то же время я хотел использовать стиль журналистского расследования, чтобы казалось, что весь роман основан на документах и свидетельских показаниях.


Роман преуспел настолько, что службы безопасности Узбекистана решили вычислить его главного героя. Однажды один узбекский исследователь приехал в Лондон и сказал мне следующее: «Вы знаете, автор этой книги допустил ошибку: в книге говорится, что когда Бельги впервые встретился с Тахиром, его приняли как друга, а на самом деле его избили». Так случилось, что вымышленный персонаж, которого я создал, был прослежен и найден узбекскими службами безопасности. Это был настоящий успех: моя фантазия стала реальностью.


Зауре Батаева: По-русски этот роман изначально назывался «Дорога к смерти больше, чем смерть», что звучит более драматично и философски. Почему вы изменили заглавие в английском переводе?


Хамид Исмайлов: Опять же, это издатель решил изменить название. Я должен добавить, что на английском языке роман изначально назывался «Товарищ Ислам». Это тоже было удачное название, потому что оно показывает преемственность между тактикой большевиков и тактикой исламистов, а также намекает на господина Ислама Каримова, чей репрессивный режим стал одним из ведущих факторов, подтолкнувших молодых узбеков бежать в горы, в исламский экстремизм. В конце концов, издатель выбрал другое название, которое, по его мнению, было более подходящим для западной аудитории.


Зауре Батаева: Несмотря на множество персонажей, книга оказалась удивительно легкой для чтения. Более того, я думаю, что увидела автора Хамида Исмаилова отраженным в трех персонажах: в анонимном рассказчике, в поэте Бельги и в журналисте, который носит ваше имя. Вы часто включаете часть себя или часть своей жизни в свои книги?


Хамид Исмайлов: Я пользовался псевдонимами в течение долгого времени. В Советском Союзе, также и в постсоветский период, работа в разных жанрах письма не приветствовалась. Меня считали поэтом и переводчиком. И каждый раз, когда я хотел опубликовать какое-нибудь произведение в не художественном жанре (история, журналистика, философия), мне приходилось делать это под другим именем. Книга, о которой идет речь, документальный роман, изначально также была опубликована под чужим именем, что мне позволило дать мое настоящее имя одному из персонажей в книге. Надеюсь, это не так уж важно, и не слишком запутывает читателя.


Зауре Батаева: Ваш роман «Железная дорога», события которого происходят в вымышленном городе советского Узбекистана, написан, однако, в другом стиле. Он заставил меня смеяться до слез, несмотря на то, что многие события там ужасны. Он напомнил мне русских классиков: сарказм Гоголя, юмор Бабеля и Булгакова, – а также тюркские народные сказания о Ходже Насреддине. Почему вы решили написать о тех нечеловеческих событиях, происходящих в этом городе, в таком комическом стиле? Было ли создание мозаики персонажей также частью этой комической конструкции?


Хамид Исмайлов: Я не считаю этот роман полностью смешным. Думаю, что это – также плач о прошлом. Как однажды сказал Карл Маркс, мы, смеясь, расстаемся с прошлым. Этот роман о моей юности, о моем детстве. Пусть он кажется смешным, но он и довольно грустный. Этот роман заставляет горько смеяться или лить сладкие слезы… – я не знаю, как выразиться. В узбекском районе, в котором я вырос, мордвины, чуваши, евреи, цыгане, корейцы, таджики, казахи и киргизы жили вместе. Представители разных конфессий отмечали религиозные праздники вместе, например, напевая песни вместе во время Рамадана. Мое детство было как сновидение, когда я мог чувствовать свою причастность к человечеству.


Зауре Батаева: В романе «Пляски бесов» описывается трагическая судьба узбекского писателя Абдуллы Кадыри, который был арестован в 1937 году и впоследствии казнен. Роман организован тщательно: здесь отсутствует преднамеренный беспорядок присущий некоторым из ранних романов. «Пляски бесов» напоминает нам о самых трагических эпизодах коллективного опыта Советского Союза: предательство, аресты, допросы, – но он также отдает дань богатству узбекской истории и силе воображения художника. Можете ли вы рассказать нам о рождении этого романа? Вы начали писать его с определенным планом, или роман развивался, когда вы писали его?


Хамид Исмайлов: С тех пор, как я переехал в Англию, я не переставал думать о связях между этой страной и моей частью мира. Одной из очевидных связей является так называемая Великая игра, конфронтация, которая происходила между Британской и Российской империями в Центральной Азии на протяжении XIX века. Так что в этом романе вначале я решил, что события будут происходить во времена Великой игры, что также позволит мне написать об узбекском поэте Чолпоне, который родился в конце XIX века и был казнен в 1938 году, во времена одной из сталинских чисток. Мне нравится поэзия Чолпона: это поэзия мирового класса, как поэзия Осипа Мандельштама. Затем я внезапно понял, что Абдулла Кадыри, другой знаковый узбекский писатель, который был одним из хороших друзей Чолпона, также вынашивал план написать что-то об этом периоде истории Центральной Азии.


Через некоторое время я начал писать с точки зрения Кадыри, о знаменитом романе, который он хотел написать, но рукопись которого была сожжена милицией Сталина (НКВД). Все, что осталось от этого романа, и все, что мы знаем о нем сегодня – это только предмет: история рабыни, которой было предназначено стать женой трех последовательно правивших ханов. Когда я начал воссоздавать роман Кадыри в составе моего собственного романа, то до меня быстро дошло, что вызов будет слишком трудным, поэтому я расположил его рассказ полностью в голову моего персонажа, в его воображении, пока он находится в тюрьме. Таким образом, я смог написать и в то же время стереть знаменитый потерянный роман Кадыри.


С другой стороны, меня радует то, что недавно в социальной сети во время дискуссии о романе кто-то обвинил меня в том, что я нашел потерянную рукопись Кадыри и опубликовал ее под своим именем. В некотором смысле, это самый прекрасный комплимент, который я, как писатель, мог бы получить.


Зауре Батаева: В романе вы описываете жизнь творческих женщин в центральноазиатском гареме XIX века. Я впервые читаю роман, описывающий историю женщин при дворах Центральной Азии. Дневник Сей Сенагон и «Повесть о Гэндзи» – два известных литературных источника, из которых мы почерпнули много информации о средневековых императорских дворах Японии. На какие источники вы опирались для описания жизни Нодиры, Увайси и Ойхон при дворе Умар-Хана?


Хамид Исмайлов: Это малоизвестный факт, но женщины играли активную роль при центральноазиатских дворах. Моя собственная точка зрения заключается в том, что эта активная позиция имеет происхождение в нашей кочевой истории: кочевые женщины были всадниками, равные мужчинам, по крайней мере, пока они были в седле. По той же причине наши тюркские языки не различаются по признаку пола, потому что для кочевников неважно, всадник «он» или «она».


Существует много исторических источников о женщинах, в том числе и о поэтессах при королевских дворах Центральной Азии. Я консультировался и опирался на них, но я также опирался на рассказы и стихи, которым учили меня женщины в моей семье. Меня воспитывали женщины. Большинство мужчин в моей семье были убиты во время войны (Вторая Мировая война) или уже были убиты за свои религиозные убеждения еще до войны. Женщины моей семьи были прекрасными сказочниками, поэтами сами по себе. Я воспитывался на стихах таких поэтесс, как Нодира и Увайси, так что их слова всегда определяли мое сознание.


Зауре Батаева: Почему роман называется «Пляски бесов»?


Хамид Исмайлов: У Абдуллы Кадыри есть рассказ под этим названием, который я использую к концу романа. Ну а потом, вся эта эпоха была «пляской бесов».


Зауре Батаева: В послесловии к роману английский переводчик Дональд Рэйфилд объясняет, как он, не зная узбекского, пользовался русским переводом, но ему пришлось редактировать русский перевод, возвращая все, что выпало из оригинала на узбекском. Я более чем согласна с мнением Рэйфилда о том, что в советскую эпоху отношение к авторам из Центральной Азии имело принизительный характер («ориентализм»), что отразилось в литературных переводах их произведении, полных шаблонов и клише. Думаете ли вы о новом переводе этого романа, чтобы русскоязычные читатели могли открыть его заново для себя?


Хамид Исмайлов: Я никогда не переводил свои произведения на другие языки. Я двадцать лет своей жизни работал переводчиком, и знаю, что каждый язык – это другой инструментарий, другая система взглядов на мир. Поэтому я даю карт-бланш моим переводчикам. Я ценю их за их сизифов труд, за то, что пытаются привнести один мир в совершенно иной мир. Если они меня попросят, то я рад им помочь. Но даже когда я даю совет, это напоминает воспитание ребенка: родительские права остаются всегда у переводчиков. Я не хочу вмешиваться в их работу.


Зауре Батаева: Хамид-Ака, спасибо за интересные книги! С нетерпением жду ваш следующий роман – «Манасчи».



Источник: tiltedaxispress.com/blog/2018/9/19/ laughter-allows-us-to-leave-the-past-behind-an-interview-with-hamid-ismailov
Подробнее: ebrd.com/news/2019/ the-devils-dance-wins-the-2019-ebrd-literature-prize-.html

bottom of page